История первая,
в которой рассказывается о зеркале и его осколках.
Ну, начнем! Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем
сейчас. Так вот, жил-был тролль, злой-презлой, сущий дьявол. Раз был он в
особенно хорошем расположении духа: смастерил такое зеркало, в котором
все доброе и прекрасное уменьшалось дальше некуда, а все дурное и
безобразное так и выпирало, делалось еще гаже. Прекраснейшие ландшафты
выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей - уродами, или
казалось, будто стоят они кверху ногами, а животов у них вовсе нет! Лица
искажались так, что и не узнать, а если у кого была веснушка, то уж
будьте покойны - она расползалась и на нос и на губы. А если у человека
являлась добрая мысль, она отражалась в зеркале такой ужимкой, что
тролль так и покатывался со смеху, радуясь своей хитрой выдумке.
Ученики тролля - а у него была своя школа - рассказывали всем, что
сотворилось чудо: теперь только, говорили они, можно увидеть весь мир и
людей в их истинном свете. Они бегали повсюду с зеркалом, и скоро не
осталось ни одной страны, ни одного человека, которые не отразились бы в
нем в искаженном виде.
Напоследок захотелось им добраться и до неба. Чем выше они
поднимались, тем сильнее кривлялось зеркало, так что они еле удерживали
его в руках. Но вот они взлетели совсем высоко, как вдруг зеркало до
того перекорежило от гримас, что оно вырвалось у них из рук, полетело на
землю и разбилось на миллионы, биллионы осколков, и оттого произошло
еще больше бед. Некоторые осколки, с песчинку величиной, разлетаясь по
белу свету, попадали людям в глаза, да так там и оставались. А человек с
таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в
каждой вещи только дурное - ведь каждый осколок сохранял свойство всего
зеркала. Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было
страшнее всего: сердце делалось как кусок льда. Были среди Осколков и
большие - их вставили в оконные рамы, и уж в эти-то окна не стоило
смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые
пошли на очки, и худо было, если такие очки надевали для того, чтобы
лучше видеть и правильно судить о вещах.
Злой тролль надрывался от смеха - так веселила его эта затея. А по свету летало еще много осколков. Послушаем же про них!
История вторая.
Мальчик и девочка.
В большом городе, где столько домов и людей, что не всем хватает
места хотя бы на маленький садик, а потому большинству жителей
приходится довольствоваться комнатными цветами в горшках, жили двое
бедных детей, и садик у них был чуть побольше цветочного горшка. Они не
были братом и сестрой, но любили друг друга, как брат и сестра.
Родители их жили в каморках под крышей в двух соседних домах. Кровли
домов сходились, и между ними тянулся водосточный желоб. Здесь-то и
смотрели друг на друга чердачные окошки от каждого дома. Стоило лишь
перешагнуть через желоб, и можно было попасть из одного окошка в другое.
У родителей было по большому деревянному ящику, в них росла зелень
для приправ и небольшие розовые кусты - по одному в каждом ящике, пышно
разросшиеся. Родителям пришло в голову поставить эти ящики поперек
желоба, так что от одного окна к другому тянулись словно две цветочные
грядки. Зелеными гирляндами спускался из ящиков горох, розовые кусты
заглядывали в окна и сплетались ветвями. Родители позволяли мальчику и
девочке ходить друг к другу в гости по крыше и сидеть на скамеечке под
розами. Как чудесно им тут игралось!
Зима клала конец этой радости. Окна зачастую совсем замерзали, но
дети нагревали на печи медные монеты, прикладывали их к замерзшим
стеклам, и сейчас же оттаивало чудесное круглое отверстие, а в него
выглядывал веселый ласковый глазок - это смотрели, каждый из своего
окна, мальчик и девочка, Кай и Герда. Летом они одним прыжком могли
очутиться в гостях друг у друга, а зимою надо было сначала спуститься на
много-много ступеней вниз, а потом подняться на столько же вверх. На
дворе перепархивал снежок.
- Это роятся белые пчелки! - говорила старая бабушка.
- А у них тоже есть королева? - спрашивал мальчик. Он знал, что у настоящих пчел есть такая.
- Есть! - отвечала бабушка. - Снежинки окружают ее густым роем, но
она больше их всех и никогда не присаживается на землю, вечно носится в
черном облаке. Часто по ночам пролетает она по городским улицам и
заглядывает в окошки, вот оттого-то и покрываются они морозными узорами,
словно цветами.
- Видели, видели! - говорили дети и верили, что все это сущая правда.
- А сюда Снежная королева не может войти? - спрашивала девочка.
- Пусть только попробует! - отвечал мальчик. - Я посажу ее на теплую печку, вот она и растает.
Но бабушка погладила его по голове и завела разговор о другом.
Вечером, когда Кай был дома и почти совсем разделся, собираясь лечь
спать, он вскарабкался на стул у окна и поглядел в оттаявший на оконном
стекле кружочек. За окном порхали Снежинки. Одна из них, побольше, упала
на край цветочного ящика и начала расти, расти, пока наконец не
превратилась в женщину, закутанную в тончайший белый тюль, сотканный,
казалось, из миллионов снежных звездочек. Она была так прелестна и
нежна, но изо льда, из ослепительно сверкающего льда, и все же живая!
Глаза ее сияли, как две ясных звезды, но не было в них ни теплоты, ни
покоя. Она кивнула мальчику и поманила его рукой. Кай испугался и
спрыгнул со стула. А мимо окна промелькнуло что-то похожее на большую
птицу.
На другой день было ясно и морозно, но потом настала оттепель, а там и
весна пришла. Заблистало солнце, проглянула зелень, строили гнезда
ласточки. Окна растворили, и дети опять могли сидеть в своем садике в
водосточном желобе над всеми этажами.
Розы в то лето цвели пышно, как никогда. Дети пели, взявшись за руки,
целовали розы и радовались солнцу. Ах, какое чудесное стояло лето, как
хорошо было под розовыми кустами, которым, казалось, цвести и цвести
вечно!
Как-то раз Кай и Горда сидели и рассматривали книжку с картинками - зверями и птицами. На больших башенных часах пробило пять.
- Ай! - вскрикнул вдруг Кай. - Меня кольнуло прямо в сердце, и что-то попало в глаз!
Девочка обвила ручонкой его шею, он часто-часто моргал, но в глазу как будто ничего не было.
- Должно быть, выскочило, - сказал он.
Но это было не так. Это были как раз осколки того дьявольского зеркала, о котором мы говорили вначале.
Бедняжка Кай! Теперь его сердце должно было стать как кусок льда. Боль прошла, но осколки остались.
- О чем ты плачешь? - спросил он Герду. - Мне совсем не больно! Фу,
какая ты некрасивая! - вдруг крикнул он. - Вон ту розу точит червь. А та
совсем кривая. Какие гадкие розы! Не лучше ящиков, в которых торчат.
И он пнул ящик ногою и сорвал обе розы.
- Кай, что ты делаешь! - закричала Герда, а он, видя ее испуг, сорвал
еще одну розу и убежал от милой маленькой Герды в свое окно.
Принесет ли теперь ему Герда книжку с картинками, он скажет, что эти
картинки хороши только для грудных ребят; расскажет ли что-нибудь старая
бабушка - придерется к ее словам. А то дойдет даже до того, что начнет
передразнивать ее походку, надевать ее очки, говорить ее голосом.
Выходило очень похоже, и люди смеялись. Скоро Кай научился
передразнивать и всех соседей. Он отлично умел выставлять напоказ все их
странности и недостатки, и люди говорили:
- Удивительно способный мальчуган!
А причиной всему были осколки, что попали ему в глаз и в сердце.
Потому-то он и передразнивал даже милую маленькую Герду, а ведь она
любила его всем сердцем.
И забавы его стали теперь совсем иными, такими мудреными. Раз зимою,
когда шел снег, он явился с большим увеличительным стеклом и подставил
под снег полу своей синей куртки.
- Погляди в стекло, Герда, - сказал он.
Каждая снежинка казалась под стеклом куда больше, чем была на самом
деле, и походила на роскошный цветок или десятиугольную звезду. Это было
так красиво!
- Видишь, как хитро сделано! - сказал Кай. - Гораздо интереснее
настоящих цветов! И какая точность! Ни единой неправильной линии! Ах,
если б только они не таяли!
Немного спустя Кай явился в больших рукавицах, с санками за спиною,
крикнул Герде в самое ухо: "Мне позволили покататься на большой площади с
другими мальчиками!" - и убежал.
На площади каталось множество детей. Кто посмелее, привязывал свои
санки к крестьянским саням и катился далекодалеко. Это было куда как
занятно. В самый разгар веселья на площади появились большие сани,
выкрашенные в белый цвет. В них сидел кто-то укутанный в белую меховую
шубу и в такой же шапке. Сани объехали вокруг площади два раза. Кай живо
привязал к ним свои санки и покатил. Большие сани понеслись быстрее,
затем свернули с площади в переулок. Сидевший в них человек обернулся и
приветливо кивнул Каю, точно знакомому. Кай несколько раз порывался
отвязать свои санки, но человек в шубе все кивал ему, и он продолжал
ехать за ним.
Вот они выбрались за городские ворота. Снег повалил вдруг хлопьями, и
стало темно, хоть глаз выколи. Мальчик поспешно отпустил веревку,
которою зацепился за большие сани, но санки его точно приросли к ним и
продолжали нестись вихрем. Кай громко закричал - никто не услышал его.
Снег валил, санки мчались, ныряя в сугробы, перескакивая через изгороди и
канавы. Кай весь дрожал.
Снежные хлопья все росли и обратились под конец в больших белых кур.
Вдруг они разлетелись в стороны, большие сани остановились, и сидевший в
них человек встал. Это была высокая, стройная, ослепительно белая
женщина - Снежная королева; и шуба и шапка на ней были из снега.
- Славно проехались! - сказала она. - Но ты совсем замерз - полезай ко мне в шубу!
Посадила она мальчика в сани, завернула в свою медвежью шубу. Кай словно в снежный сугроб опустился.
- Все еще мерзнешь? - спросила она и поцеловала его в лоб.
У! Поцелуй ее был холоднее льда, он пронизал его насквозь и дошел до
самого сердца, а оно и без того уже было наполовину ледяным. Каю
показалось, что еще немного - и он умрет... Но только на минуту, а
потом, напротив, ему стало так хорошо, что он даже совсем перестал
зябнуть.
- Мои санки! Не забудь мои санки! - спохватился он.
Санки привязали на спину одной из белых кур, и она полетела с ними за
большими санями. Снежная королева поцеловала Кая еще раз, и он позабыл и
Герду, и бабушку, и всех домашних.
- Больше не буду целовать тебя, - сказала она. - Не то зацелую до смерти.
Кай взглянул на нее. Как она была хороша! Лица умней а прелестней он
не мог себе и представить. Теперь она не казалась ему ледяною, как в тот
раз, когда сидела за окном и кивала ему.
Он совсем не боялся ее и рассказал ей, что знает все четыре действия
арифметики, да еще с дробями, знает, сколько в каждой стране квадратных
миль и жителей, а она только улыбалась в ответ. И тогда ему показалось,
что на самом-то деле он знает совсем мало.
В тот же миг Снежная королева взвилась с ним на черное облако. Буря
выла и стонала, словно распевала старинные песни; они летели над лесами и
озерами, над морями и сушей; студеные ветры дули под ними, выли волки,
искрился снег, летали с криком черные вороны, а над ними сиял большой
ясный месяц. На него смотрел Кай всю долгую-долгую зимнюю ночь, а днем
заснул у ног Снежной королевы.
История третья.
Цветник женщины, которая умела колдовать.
А что же было с Гердой, когда Кай не вернулся? Куда он девался? Никто этого не знал, никто не мог дать ответ.
Мальчики рассказали только, что видели, как он привязал свои санки к
большим великолепным саням, которые потом свернули в переулок и выехали
за городские ворота.
Много было пролито по нему слез, горько и долго плакала Герда.
Наконец решили, что Кай умер, утонул в реке, протекавшей за городом.
Долго тянулись мрачные зимние дни.
Но вот настала весна, выглянуло солнце.
- Кай умер и больше не вернется! - сказала Герда.
- Не верю! - отвечал солнечный свет.
- Он умер и больше не вернется! - повторила она ласточкам.
- Не верим! - отвечали они.
Под конец и сама Герда перестала этому верить.
- Надену-ка я свои новые красные башмачки (Кай ни разу еще не видел
их), - сказала она как-то утром, - да пойду спрошу про него у реки.
Было еще очень рано. Она поцеловала спящую бабушку, надела красные башмачки и побежала одна-одинешенька за город, прямо к реке.
- Правда, что ты взяла моего названого братца? - спросила Герда. - Я
подарю тебе свои красные башмачки, если ты вернешь мне его!
И девочке почудилось, что волны как-то странно кивают ей. Тогда она
сняла свои красные башмачки - самое драгоценное, что у нее было, - и
бросила в реку. Но они упали у самого берега, и волны сейчас же вынесли
их обратно - река словно бы не хотела брать у девочки ее драгоценность,
так как не могла вернуть ей Кая. Девочка же подумала, что бросила
башмачки недостаточно далеко, влезла в лодку, качавшуюся в тростнике,
стала на самый краешек кормы и опять бросила башмачки в воду. Лодка не
была привязана и от ее толчка отошла от берега. Девочка хотела поскорее
выпрыгнуть на берег, но, пока пробиралась с кормы на нос, лодка уже
совсем отплыла и быстро неслась по течению.
Герда ужасно испугалась и принялась плакать и кричать, но никто,
кроме воробьев, не слышал ее. Воробьи же не могли перенести ее на сушу и
только летели за ней вдоль берега и щебетали, словно желая ее утешить:
- Мы здесь! Мы здесь!
Лодку уносило все дальше. Герда сидела смирно, в одних чулках: красные башмачки ее плыли за лодкой, но не могли догнать ее.
"Может быть, река несет меня к Каю?" - подумала Герда, повеселела,
встала на ноги и долго-долго любовалась красивыми зелеными берегами.
Но вот она приплыла к большому вишневому саду, в котором ютился домик
под соломенной крышей, с красными и синими стеклами в окошках. У дверей
стояли два деревянных солдата и отдавали честь всем, кто проплывал
мимо. Герда закричала им - она приняла их за живых, но они, понятно, не
ответили ей. Вот она подплыла к ним еще ближе, лодка подошла чуть не к
самому берегу, и девочка закричала еще громче. Из домика вышла
старая-престарая старушка с клюкой, в большой соломенной шляпе,
расписанной чудесными цветами.
- Ах ты бедное дитятко! - сказала старушка. - И как это ты попала на такую большую быструю реку да забралась так далеко?
С этими словами старушка вошла в воду, зацепила лодку клюкой, притянула к берегу и высадила Герду.
Герда была рада-радешенька, что очутилась наконец на суше, хоть и побаивалась незнакомой старухи.
- Ну, пойдем, да расскажи мне, кто ты и как сюда попала, - сказала старушка.
Герда стала рассказывать ей обо всем, а старушка покачивала головой и
повторяла: "Гм! Гм!" Когда девочка кончила, она спросила старушку, не
видала ли она Кая. Та ответила, что он еще не проходил тут, но, верно,
пройдет, так что горевать пока не о чем, пусть Герда лучше отведает
вишен да полюбуется цветами, что растут в саду: они красивее, чем в
любой книжке с картинками, и все умеют рассказывать сказки. Тут старушка
взяла Герду за руку, увела к себе в домик и заперла дверь на ключ.
Окна были высоко от пола и все из разноцветных - красных, синих и
желтых - стеклышек; от этого и сама комната была освещена каким-то
удивительным радужным светом. На столе стояла корзинка с чудесными
вишнями, и Герда могла есть их сколько угодно. А пока она ела, старушка
расчесывала ей волосы золотым гребешком. Волосы вились кудрями и золотым
сиянием окружали милое, приветливое, круглое, словно роза, личико
девочки.
- Давно мне хотелось иметь такую миленькую девочку! - сказала старушка. - Вот увидишь, как ладно мы с тобой заживем!
И она продолжала расчесывать кудри девочки и чем дольше чесала, тем
больше забывала Герда своего названого братца Кая - старушка умела
колдовать. Только она была не злою колдуньей и колдовала лишь изредка,
для своего удовольствия; теперь же ей очень захотелось оставить у себя
Герду. И вот она пошла в сад, дотронулась клюкой до всех розовых кустов,
и те как стояли в полном цвету, так все и ушли глубоко-глубоко в землю,
и следа от них не осталось. Старушка боялась, что Герда при виде этих
роз вспомнит о своих, а там и о Кае да и убежит от нее.
Потом старушка повела Герду в цветник. Ах, какой аромат тут был,
какая красота: самые разные цветы, и на каждое время года! Во всем свете
не нашлось бы книжки с картинками пестрее, красивее этого цветника.
Герда прыгала от радости и играла среди цветов, пока солнце не село за
высокими вишневыми деревьями. Тогда ее уложили в чудесную постель с
красными шелковыми перинками, набитыми голубыми фиалками. Девочка
заснула, и ей снились сны, какие видит разве королева в день своей
свадьбы.
На другой день Герде опять позволили играть в чудесном цветнике на
солнце. Так прошло много дней. Герда знала теперь каждый цветок в саду,
но как ни много их было, ей все же казалось, что какого-то недостает,
только какого? И вот раз она сидела и рассматривала соломенную шляпу
старушки, расписанную цветами, и самым красивым из них была роза -
старушка забыла ее стереть, когда спровадила живые розы под землю. Вот
что значит рассеянность!
- Как! Тут нет роз? - сказала Герда и сейчас же побежала в сад, искала их, искала, да так и не нашла.
Тогда девочка опустилась на землю и заплакала. Теплые слезы падали
как раз на то место, где стоял прежде один из розовых кустов, и как
только они увлажнили землю, куст мгновенно вырос из нее, такой же
цветущий, как прежде.
Обвила его ручонками Герда, принялась целовать розы и вспомнила о тех
чудных розах, что цвели у нее дома, а вместе с тем и о Кае.
- Как же я замешкалась! - сказала девочка. - Мне ведь надо искать
Кая!.. Вы не знаете, где он? - спросила она у роз. - Правда ли, что он
умер и не вернется больше?
- Он не умер! - отвечали розы. - Мы ведь были под землей, где лежат все умершие, но Кая меж ними не было.
- Спасибо вам! - сказала Герда и пошла к другим цветам, заглядывала в их чашечки и спрашивала: - Вы не знаете, где Кай?
Но каждый цветок грелся на солнышке и думал только о своей
собственной сказке или истории. Много их наслушалась Герда, но ни один
не сказал ни слова о Кае.
Тогда Герда пошла к одуванчику, сиявшему в блестящей зеленой траве.
- Ты, маленькое ясное солнышко! - сказала ему Герда. - Скажи, не знаешь ли ты, где мне искать моего названого братца?
Одуванчик засиял еще ярче и взглянул на девочку. Какую же песенку
спел он ей? Увы! И в этой песенке ни слова не говорилось о Кае!
- Был первый весенний день, солнце грело и так приветливо светило на
маленький дворик. Лучи его скользили по белой стене соседнего дома, и
возле самой стены проглянул первый желтенький цветок, он сверкал на
солнце, словно золотой. Во двор вышла посидеть старая бабушка. Вот
пришла из гостей ее внучка, бедная служанка, и поцеловала старушку.
Поцелуй девушки дороже золота - он идет прямо от сердца. Золото на ее
губах, золото в сердце, золото и на небе в утренний час! Вот и все! -
сказал одуванчик.
- Бедная моя бабушка! - вздохнула Герда. - Верно, она скучает обо мне
и горюет, как горевала о Кае. Но я скоро вернусь и его приведу с собой.
Нечего больше и расспрашивать цветы - толку от них не добьешься, они
знай твердят свое! - И она побежала в конец сада.
Дверь была заперта, но Герда так долго шатала ржавый засов, что он
поддался, дверь отворилась, и девочка так, босоножкой, и пустилась
бежать по дороге. Раза три оглядывалась она назад, но никто не гнался за
нею.
Наконец она устала, присела на камень и осмотрелась: лето уже прошло,
на дворе стояла поздняя осень. Только в чудесном саду старушки, где
вечно сияло солнышко и цвели цветы всех времен года, этого не было
заметно.
- Господи! Как же я замешкалась! Ведь уж осень на дворе! Тут не до отдыха! - сказала Герда и опять пустилась в путь.
Ах, как ныли ее бедные усталые ножки! Как холодно, сыро было вокруг!
Длинные листья на ивах совсем пожелтели, туман оседал на них крупными
каплями и стекал на землю; листья так и сыпались. Один только терновник
стоял весь покрытый вяжущими, терпкими ягодами. Каким серым, унылым
казался весь мир!
История четвертая.
Принц и принцесса.
Пришлось Герде опять присесть отдохнуть. На снегу прямо перед ней
прыгал большой ворон. Долго смотрел он на девочку, кивая ей головою, и
наконец молвил:
- Кар-кар! Здррравствуй!
Выговаривать по-человечески чище он не мог, но он желал девочке добра
и спросил ее, куда это она бредет по белу свету одна-одинешенька. Что
такое "одна-одинешенька", Герда знала очень хорошо, сама на себе
испытала. Рассказав ворону всю свою жизнь, девочка спросила, не видал ли
он Кая.
Ворон задумчиво покачал головой и сказал:
- Может быть! Может быть!
- Как! Правда? - воскликнула девочка и чуть не задушила ворона - так крепко она его расцеловала.
- Потише, потише! - сказал ворон. - Думаю, это был твой Кай. Но теперь он, верно, забыл тебя со своею принцессой!
- Разве он живет у принцессы? - спросила Герда.
- А вот послушай, - сказал ворон. - Только мне ужасно трудно говорить
по-вашему. Вот если бы ты понимала по-вороньи, я рассказал бы тебе обо
всем куда лучше.
- Нет, этому меня не учили, - сказала Герда. - Как жалко!
- Ну ничего, - сказал ворон. - Расскажу как сумею, хоть и плохо.
И он рассказал все, что знал.
- В королевстве, где мы с тобой находимся, есть принцесса, такая
умница, что и сказать нельзя! Прочла все газеты на свете и позабыла все,
что в них прочла, - вот какая умница! Раз как-то сидит она на троне - а
веселья-то в этом не так уж много, как люди говорят, - и напевает
песенку: "Отчего бы мне не выйти замуж?" "А ведь и в самом деле!" -
подумала она, и ей захотелось замуж. Но в мужья она хотела выбрать
такого человека, который бы умел отвечать, когда с ним говорят, а не
такого, что умел бы только важничать, - это ведь так скучно! И вот
барабанным боем созывают всех придворных дам, объявляют им волю
принцессы. Уж так они все обрадовались! "Вот это нам нравится! -
говорят. - Мы и сами недавно об этом думали!" Все это истинная правда! -
прибавил ворон. - У меня при дворе есть невеста - ручная ворона, от
нее-то я и знаю все это.
На другой день все газеты вышли с каймой из сердец и с вензелями
принцессы. А в газетах объявлено, что каждый молодой человек приятной
наружности может явиться во дворец и побеседовать с принцессой; того же,
кто будет держать себя непринужденно, как дома, и окажется всех
красноречивее, принцесса изберет в мужья. Да, да! - повторил ворон. -
Все это так же верно, как то, что я сижу здесь перед тобою. Народ валом
повалил во дворец, пошла давка и толкотня, да все без проку ни в первый,
ни во второй день. На улице все женихи говорят отлично, а стоит им
перешагнуть дворцовый порог, увидеть гвардию в серебре да лакеев в
золоте и войти в огромные, залитые светом залы - и их оторопь берет.
Подступят к трону, где сидит принцесса, да и повторяют за ней ее же
слова, а ей вовсе не это было нужно. Ну, точно на них порчу напускали,
опаивали дурманом! А выйдут за ворота - опять обретут дар слова. От
самых ворот до дверей тянулся длинный-длинный хвост женихов. Я сам там
был и видел.
- Ну, а Кай-то, Кай? - спросила Герда. - Когда же он явился? И он пришел свататься?
- Постой! Постой! Вот мы дошли и до него! На третий день явился
небольшой человечек, не в карете, не верхом, а просто пешком, и прямо во
дворец. Глаза блестят, как твои, волосы длинные, вот только одет бедно.
- Это Кай! - обрадовалась Герда. - Я нашла его! - И она захлопала в ладоши.
- За спиной у него была котомка, - продолжал ворон.
- Нет, это, верно, были его санки! - сказала Герда. - Он ушел из дому с санками.
- Очень может быть! - сказал ворон. - Я не особенно вглядывался. Так
вот, моя невеста рассказывала, как вошел он в дворцовые ворота и увидел
гвардию в серебре, а по всей лестнице лакеев в золоте, ни капельки не
смутился, только головой кивнул и сказал: "Скучненько, должно быть,
стоять тут на лестнице, войду-ка я лучше в комнаты!" А все залы залиты
светом. Тайные советники и их превосходительства расхаживают без сапог,
золотые блюда разносят, - торжественнее некуда! Сапоги его страшно
скрипят, а ему все нипочем.